Максим Соколов: Позор должен был спасти нас от войны и обогатить. Что пошло не так

Тридцать лет назад, когда в “Вискулях” были подписаны Беловежские соглашения, денонсирующие Союзный договор 1922 года, то есть юридически упраздняющие СССР, люди отреагировали на это крайне спокойно. Точнее — вообще не отреагировали.

Что, впрочем, бывало в истории и прежде.

В 476 году от Рождества Христова варвар Одоакр низложил последнего западно-римского императора Ромула Августула, что знаменовало переход к Темным векам. Правда, римляне этого не заметили. Дичали прежде, дичали дальше.

В 843 году наследники Карла Великого Карл Лысый, Людовик Немецкий и Лотарь заключили договор по типу Беловежского, разделив империю на три части. Но опять же никто не называл их “верденскими каинами”, и разделение прошло незаметно. Хотя после этого вековечная вражда Франции и Германии длилась 11 веков, а Лотарингия служила постоянным яблоком раздора.

Да и 25 октября 1917 года — если верить Маяковскому —
“Дул, как всегда, октябрь ветрами.
Рельсы по мосту вызмеив,
гонку свою продолжали трамы
уже — при социализме”.

Холод, голод, гражданская война — и прекращение трамвайного движения — настали, как им положено, но не сразу.

То есть большое видится на расстоянье — хоть каком-то.

По состоянию же на начало декабря 1991 года жившим тогда виделось совсем другое. В первую очередь — обрушение всякого снабжения. Магазинные полки сделались идеально пусты. На границе областей стихийно возникали таможни. Единое хозяйство расползалось, укрепляя и рядовых граждан, и власти в мысли “спасайся кто может”. Причем спасайся здесь и сейчас.

Тогда как единое государство тем и отличается от хаотического конгломерата людей и территорий, что в нем худо-бедно действуют силовые структуры, собираются налоги, а власть обладает средствами принудить к выполнению своих требований. Все это в конце 1991 года либо вовсе отсутствовало, либо находилось на пути к исчезновению.

И как раз со средствами государственного принуждения все обстояло совсем неважно. Чтобы попытаться опять сплотить союз нерушимый республик свободных и заставить их исполнять приказы из Москвы — если это вообще было возможно, — требовалась сила, в том числе и вооруженная. То есть боеспособная армия, выполняющая приказы.

Но изданный 7 ноября 1991 года — за месяц до Беловежских соглашений — президентский указ “О введении чрезвычайного положения в Чечено-Ингушской республике” не был выполнен. Отсутствовала и военная, и политическая готовность. Притом что если Центр оказался бессилен против ЧИР, на что он мог рассчитывать, пытаясь привести к покорности Украину и Среднюю Азию?

А при отсутствии державной силы разговоры в стиле “Ребята, давайте жить дружно” были бы столь же душевны, сколь и неплодотворны. Готовность “ребят” платить налоги и блюсти дисциплину товарных поставок отсутствовала начисто.

Отсюда и решение разрубить гордиев узел. “Россия будет справляться сама, а вы — как хотите”. Некоторые руководители — вроде бывшего госсекретаря Г. Э. Бурбулиса — до сей поры гордятся беловежской ампутацией, но все же они скорее в меньшинстве. В основном принято считать, что ничего особенно хорошего тут не было, а было что-то на линии похабного Брестского мира, порожденного безвыходностью.

Но похабство может быть большим или меньшим. По состоянию на конец 1991 года в основном считалось, что похабство будет умеренным. Ведь мы окружены друзьями, с бывшими республиками СССР если и есть недоразумения, то довольно незначительные и в общем-то решаемые. А главное — отказавшись от империи, мы войдем в семью народов Запада. Ради того можно и похабство претерпеть.

По состоянию на конец 2021 года выясняется, что похабный мир не уберег — хотя вроде бы должен был — территорию СССР от кровопролития. Не будем уже говорить о Кавказе и Средней Азии, там и до 1991 года было неспокойно. Но представить себе, что украинская артиллерия будет методически бить по городам и поселкам Донбасса, а в Киеве — про Львов и говорить нечего — открытые демонстрации нацистов станут повседневностью — такой буйной фантазии в 1991 году ни у кого не было. Ни у сторонников Беловежских соглашений, ни даже у противников.

Можно, конечно, сказать, что убытки разум дают и в обозримой исторической перспективе повторение Беловежья при полном безразличии народа вряд ли возможно — именно поэтому, кстати, прогрессивная общественность бесится до истерики. Но уж больно великими были убытки.

Конечно, в истории всегда так. Но от этого легче не делается.